Артем Велкорд


ИСХОДНАЯ ТОЧКА

Такси остановилось у въезда в парк.
- Дальше нельзя, - сказал водитель. - Проезд запрещен.
Я кивнул. Вынул бумажник, расплатился. Распахнул дверь машины. В салон рванулся летний шум: птичья перекличка, шелест ветра, поскрипывание старых дубов. Теплый ветер прошелся по лицу.
- Спасибо, - сказал я таксисту. Выбрался из салона. Постоял. Левая коленка гудела, правая вела себя прилично.
Машина, фыркая мотором, развернулась и укатила. Я не оглянулся. Стоял перед аркой из серого, в зеленоватых потеках, бетона. Местами камень раскрошился, осыпался. За арку вела дорога из мелкого щебня.
Ладно, старик, сказал я себе. Пора идти.
Переложил трость в левую руку, двинулся. Щебень похрустывал под ногами. Качалась пыльная трава по краям дороги.
Я миновал арку. Не торопясь прошел мимо обшарпанных скамеек. На деревянных сидениях лежали подсохшие листья. Пока еще не много. Но скоро их станет больше, мельком подумал я. Август.
Аллея делала плавный поворот вправо. Я отошел к краю дороги, встал в траве. Травинки мазнули пыльными верхушками по брюкам, оставили белесые полоски на темной ткани.
Навстречу прошли женщина с девочкой. Женщина мимоходом взглянула на меня, девочка не обратила внимания. Стоит у дороги старик, опираясь двумя руками о палку, и пусть себе стоит.
И правильно!
Люди скрылись за поворотом. В парке снова была птичья тишина.
Ну что ж, решил я. Пора, пожалуй. Поднял запястье к лицу, взглянул на циферблат. Его пришлось поднести близко к глазам. Сдает все же зрение. Пора менять очки на более сильные.
Одиннадцать сорок две. Да, точно пора. Пока дохромаю...
Я пошел между деревьями. Земля под ногами была ровная, но я ступал осторожно. Мало ли, кочка подвернется. Да и трость помогала мало. Легко проминала мягкий грунт, не давала надежной опоры.
Вокруг стало сумрачней, солнце не пробивалось сквозь густую листву. На шею сел первый комар, за ним, почуяв наживу, появились другие. Вились перед лицом, надоедливо пищали. Я продвигался дальше, изредка отмахиваясь от вредных насекомых. Не забывал посматривать на часы. Если собьюсь с пути, опоздаю.
Деревья расступились, я вышел на поляну. Нет, не собьюсь, подумал я с удовольствием. Сколько лет прошло, а помню...
Комары исчезли, испугавшись яркого солнца. Прилетела стрекоза, сделала вокруг меня круг, сверкая синими крыльями, и умчалась. Лети, лети...
Я пошел через поляну к трансформаторной будке из позеленевшего кирпича. Трость цеплялась за высокую траву, мешала идти. К тому же, тут были кочки. Я снизил темп. Время еще есть.
Будка приближалась, вырастала из травы, как средневековая башня. Замшелая, квадратная, с глухими стенами. На плоской крыше топорщился мох.
Наконец, я достиг ее. Остановился, оперся плечом о нагретый кирпич. Постоял, отдыхая. Сердце билось неровно и словно с перебоями. Вот хватит тебя удар, усмехнулся я. Совсем никудышный стал, старая развалина.
Отдышался. Сверился с часами. Без трех минут двенадцать. Успел точь-в-точь.
Из-за деревьев показался человек. Стремительно пересек поляну. Приблизился, встал в нескольких шагах. В темно-синей майке, светлых брюках.
- Здравствуй, старик, - сказал он. Грустно сказал, или мне показалось?
Я покивал. Вынул платок из внутреннего кармана пиджака, обтер лоб. Вновь посмотрел на часы. Без одной минуты двенадцать.
- Пора? - спросил человек.
- Да уж давно пора, - ответил я. - Сооруди-ка мне, Егор, какую-нибудь скамейку. Ноги что-то устали.
Он усмехнулся, повернулся и направился к деревьям. Пропадал там несколько минут, потом появился, волоча за собой ствол сухой березы. Сходил еще раз, затем еще. Наконец у стены будки появилось шаткое с виду сооружение из трухлявого пня, обломанных ветвей и трухлявых стволов.
- Не развалится?
- Садись, не привередничай, - сказал Егор.
Я кое-как умостился, оперся спиной о кирпичи.
- Неудобно, - сварливо пожаловался я Егору.
Тот не ответил, пристроился рядом.
- Давай, старик, начинай. Полдень уже наступил.
- Не учи! Без тебя знаю...
И мы начали...

Вжжж... Тарелка просвистела рядом, набрала высоту, хитро развернулась и спланировала на крышу сарая.
- Кто полезет? - деловито спросил Костик.
- Житя запулил, пусть сам достает, - сказал Витек.
- Под Житей крыша провалится, - возразил Костик. - Вон он какой... тяжеленький.
- Я те покажу... - взвился было Житя, но Костик, засмеявшись, отбежал в сторону и миролюбиво сказал: - Да ладно, я сам достану.
Житя недовольно засопел, но смолчал. Пусть их... что поделаешь, если в тебе весу как в Костике и Витьке вместе взятых. Кто ее знает, эту крышу, вдруг и в самом деле провалится.
Костик легко взобрался по щелястой стене, подхватил красную пластмассовую тарелку. Крикнул оттуда, с высоты:
- Кто поймает?
- Я! - тут же откликнулся Витек.
- Лови!
Тарелка взвилась в небо, потом стремительно пошла вниз. Витек бросился вперед, туда, где она должна была приземлиться. Сиганул с сарая и Костик, упал на четвереньки и тоже рванулся к месту предполагаемого приземления.
Но ближе всех оказался Житя. Он сделал несколько тяжеловесных шагов, вскинул голову. Тарелка падала прямо на него.
Подскочил Витек, сунулся было вперед, но Житя сделал корпусом неуловимое движение, и Витек отскочил от него, как целлулоидный шарик от стенки.
Житя поднял руки, и тарелка с неслышным хлопком легла ему между ладоней.
- Ну, Житинёв, - с обидой сказал Витек. - Еще и толкается, Житя жирная.
Подбежал Костик. Житя протянул ему тарелку. Сказал:
- Ладно, вы тут покидайтесь еще, а мне домой пора. Потом тарелку занесете.

Дома была мама. Крикнула из кухни:
- Сашенька, иди супчика поешь.
- Не хочу, - отозвался Житя. - Папа придет с работы, я с ним поем.
Прошел в свою комнату, переодел старые треники на джинсы. Они плохо сходились на поясе, но Житя подтянул живот, выдохнул и застегнул тугие пуговицы. Джинсы привез отец из командировки в Монголию.
- Мама, я пойду еще погуляю.
- Только не долго, Сашенька, - отозвалась мама из кухни.
Ну, конечно, не долго. Когда это он загуливался допоздна?
Житя вышел из квартиры, не спеша, солидно, спустился пешком по лестнице (надо как-то бороться с лишним весом!). Вышел на двор. Над кустами взмывала красная тарелка. Слышался смех, беззлобно покрикивал на кого-то Витек.
Житя вышел на улицу, постоял на остановке среди немногочисленных пассажиров. Сел на трамвай, проехал несколько остановок и вышел. Перебежал дорогу (за спиной рявкнул клаксон), прошел по тротуару полквартала и свернул к парку. Взглянул на электронные часики, предмет зависти одноклассников. Тоже подарок отца.
Было двенадцать сорок четыре...

- Тебе не жарко? - спросил Егор.
- В моем возрасте жарко не бывает, - отозвался я.
И немного слукавил. Солнце припекало основательно, на лбу выступила испарина.
- А мне ф-фу как душно, - пожаловался Егор.
Стянул майку, обессилено привалился к кирпичной стене. На потное плечо сейчас же уселась муха. Егор брезгливо отмахнулся.
Я усмехнулся. Прикрыл глаза, припомнил себя таким: тридцатилетним, здоровым, уверенным. Какой это год был? Сейчас мне семьдесят шесть, стало быть... стало быть...
- Восемьдесят четыре минус сорок шесть, это сколько будет?
- Тридцать восемь, - отозвался Егор.
Да, значит еще до войны. Давно... а кажется, что недавно.
- Ты никак в воспоминания ударился? - насмешливо спросил Егор.
- С чего ты взял?
- По лицу видно...
Я недовольно покачал головой. Воспоминания - это одно из редких удовольствий, которые у меня остались.
- Будь я лет на двадцать помоложе, - назидательно сказал я, - дал бы тебе по шее. За неуважение к старшим.
- Будь ты лет на двадцать помоложе, -  в тон мне отозвался Егор, - мы бы здесь не сидели. И вообще... так и будем загорать, или займемся тем, ради чего встретились? Время идет.
- Даа... Двадцать лет назад я тебя на закорках таскал еще.
- Нет, - возразил Егор, - тогда уже не таскал. Мне десять лет было, у тебя шея бы не выдержала. И ответь на мой вопрос.
- На какой?
- Займемся тем, ради чего собрались, или языки чесать будем?
Я вздохнул. Прав Егор. Время не ждет.


Перед аркой Житя задержался. В прошлый раз ему показалось, что на вершине он заметил гнездо. Тогда удостовериться не было времени, начинался дождь (с грозой!), но сейчас он все как следует рассмотрел. Да, гнездо было. Непонятно, старое, нежилое, или с обитателями. Взобраться бы наверх и посмотреть, да куда там... Отвесные стены высотой метра в четыре.
В парке было хорошо. Густая тень под деревьями, прохлада. Житя перевел дух. В душном трамвае он вспотел, прилип спиной к рубашке. Сейчас, устроившись на скамейке, он отдыхал. От назойливой опеки мамы дома, от подначек приятелей по двору. Куда денешься от насмешек с такой фигурой... Пусть и не злобные смешки, а все же иногда они надоедали. Хотелось спрятаться, убежать, забыть, что ты Житя, почувствовать себя... кем? то ли лицеистом Сашей из далекого восемнадцатого века, то ли Александром Македонским... словом, кем-то значительным, а не круглопятым Житей из шестого "б". Хотя... с другой стороны, Александру Македонскому (прозванному Великим) отец едва ли привез бы электронные "Seiko" из загранкомандировки.
Житя поднялся со скамейки, прошел несколько метров гравийной дорожкой, и свернул в лабиринт из деревьев и кустарника.
Здесь на него тотчас набросились комары. Яростно подвывая, они пикировали на незащищенную шею, заходили звеньями по пять и по восемь на голые локти, безрассудно шли в лобовую атаку и гибли под звонкими Житиными хлопками. Те, кто выживал, с аппетитом закусывали Житей. "Жрите, жрите комиссарское тело", - мужественно пробурчал Житя. Шаг, однако, он ускорил и спустя несколько минут вылетел на поляну. Осмотрелся, взмахом руки отогнал от себя остатки вражеских эскадрилий. Усмотрел в другом конце поляны трансформаторную будку и двинулся к ней сквозь высокую, по колено, траву.

- Идет, - сказал Егор лениво и выпятил подбородок.
Я повернул голову (позвонки протестующе хрустнули), взглянул в том же направлении. Да, к нам приближался человек. Небольшой, но упитанный. Я прищурился. Лица не разобрать. Пора, ох пора очки менять. Слепой стал, как курица.
- Он? - коротко поинтересовался Егор.
- Погоди, не вижу... Вроде, подходящий.
- Да, подходящий, - насмешливо повторил Егор. - Вон, какой упитанный, надолго хватит... Ладно, ладно, шучу.
Мальчик приблизился. Остановился перед нами. Негромко поздоровался. Застенчивый, ишь ты.
- Здравствуй, здравствуй, - сказал я.
От Егора приветствий не дождешься, сидит, ухмыляется. Напугает ребенка своей пиратской физиономией.
- Как тебя зовут?
- Саша, - в этот раз уже погромче, смелее. Ничего, освоится.
- Молодец, Саша. Спасибо, что пришел.
- Мы когда-нибудь начнем дело делать? - поинтересовался Егор. Или будем церемонии разводить?
- А ты помолчи пока. Молод еще.
Егор хмыкнул, но смолчал. То-то же!
Я посмотрел на часы. Мальчишка сделал то же самое. Наверно, непроизвольно.
- Тринадцать ноль пять, - сказал я.
- Ноль шесть, - возразил Саша.
Егор с интересом посмотрел на парня. Тот смутился, но упрямо сказал:
- У меня электронные, они точно ходят.
- Ну-ка, покажь.
Мальчик перевел глаза на меня. Я кивнул: "Можно". Он расстегнул ремешок на запястье, протянул часики Егору.
- Японские? - С уважением спросил Егор.
Саша кивнул.
- Со-олидно. Старик, не хочешь посмотреть?
Я отказался. Назидательно сказал:
- Электронные или нет, а мои все же точнее.
Мальчик хотел заспорить, уже открыл рот и... не решился. Я, внутренне улыбаясь, велел:
- Поставь-ка по моим.
Он повиновался. Сосредоточенно сопя, понажимал кнопки. Приладил часы на запястье, застегнул ремешок. Поднял руку, отмахиваясь от вертящегося перед носом шмеля. Солнце блеснуло в стеклышке электронного циферблата.
- Ну вот и славно, - сказал я. - Теперь действительно пора.
Я поднялся. В колене хрустнуло, боль пробежала вверх по бедру, как огонь по дорожке из бензина. Пробежала и исчезла. Затаилась до поры.
Я постоял, прислушался к себе.
- Нога? - спросил сбоку Егор.
- Ничего, - отозвался я. - Идемте.
Мы пошли через поляну. Впереди Егор, я за ним. Мальчик шел чуть позади. Шелестела под ногами трава. Поднялась с ромашек оса, тяжело подвывая, прошла перед лицом.
Я проверил время. Тринадцать одиннадцать. Второй час. Ну что ж, подумал я. Неплохое начало.

Житя держался поодаль от старика. Не слишком отставал, но и не приближался. Идти было легко, ветер обдувал спину, холодил нагретые солнцем лопатки.
Миновали поляну, прошли под березами к гравийной дорожке. Здесь старик остановился. Постоял, опираясь руками о палку. Вздохнул.
Миновав арку, они покинули парк. Уселись в красный "Жигуленок" Егора. Старик, покряхтывая, забрался на заднее сидение, долго устраивал ногу, постукивая палкой по ковровой обивке пола.
- Двенадцать есть? - поинтересовался Егор у Жити.
Тот кивнул.
- Тогда садись вперед.
Поехали. Егор вырулил на проспект, ловко проскочил перед носом у поворачивающего трамвая.
Старик сзади сказал вполголоса:
- Теперь приготовься.
Житя подобрался, взялся за подлокотник. Попытался втянуть живот, да разве его втянешь, бегемотье пузо.
Машина ускорила ход, обогнала медленный грузовик. Грохнула подвеска - от попавшего под колесо ухаба. Егор сквозь зубы ругнулся. Быстро вращая ручку, закрыл окно. Дернул рычаг переключения скоростей. Мотор рявкнул, машина рванулась. Краем глаза Житя успел заметить изумленные лица прохожих. Хорошо бы узнать, что они увидели, подумал Житя.
- Ну, пошла, родимая, - зло и азартно крикнул вдруг Егор. Житя даже пригнулся.
- Сейчас, сейчас, - нетерпеливо сказал старик.
Житя скосил глаза и увидел небритую морщинистую щеку рядом с собой - старик подался вперед, одной рукой держась за переднее сидение, а второй сжимая отполированную трость.
Дорога свистела навстречу, мелькали столбы, клумбы, автобусные остановки. Чуть не чиркнув бортом по встречной легковушке, пролетели мимо очередного грузовика.
По лобовому стеклу побежали блики, серебристо-синие крохотные молнии. Зажглась и, мерцая, запульсировала искра перед лицом Жити.
- Сейчас... - повторил старик победоносно.
И в этот момент сзади вскрикнула и завыла сирена. Житя и старик обернулись синхронно (только у старика при этом безжалостно захрустели позвонки). Сзади, пристроившись им в хвост, летела милицейская "канарейка", подмигивая неярким в солнечном свете маячком.
- Вот ведь... - растерянно сказал Егор. Осадил машину, сбросил скорость.
Блики на стекле исчезли, стих надсадный шум двигателя. Милицейская машина обошла слева, поравнялась с ними. Снова требовательно рявкнула сирена.
Егор повел "Жигуленка" к тротуару, затормозил и выключил двигатель.
- Тринадцать тридцать одна, - спокойно сказал старик. - Еще успеем. Если...
- Да, - непонятным тоном отозвался Егор. - Если... - Наклонился к Жите, быстро прошептал: - Почувствуешь что-то неладное, вываливайся из машины и беги. Адрес - улица Дружбы, дом пять, квартира тоже пять. Запомни - пять на Дружбе.
С этими словами он выбрался из машины.
- А что может быть... неладное?
Егор уже подходил к милицейской "канарейке" и вместо него отозвался старик.
- Ты думаешь, это милиция? - насмешливо и хрипло спросил он. - Милиция бы нас уже не догнала.
Житя против воли вздрогнул. И тут же вспотел. Дурацкий организм, подумал он хмуро. Вроде тебе зябко, а пот градом катит.
Из милицейской машины вышли двое. В одинаковой синей форме, с непокрытыми головами. Встали - один перед Егором, другой позади. Егор вынул документы, протянул их милиционеру. Тот помедлил. Прищурившись, посмотрел сквозь стекло на Житю. В глаза.
- Давай-ка, Саша, беги куда сказано, - прошептал старик на ухо Жите.
Житя дождался, пока милиционер отведет взгляд, рванул ручку на себя, плечом толкнул дверь, выпрыгнул из салона и побежал. Мимо шарахнувшихся прохожих. Пусть он был тяжеловат, но бегал здорово. Как носорог, понимал Житя. Тот тоже здоровенный, а разбежится - не остановишь, летит, что твой локомотив.
Тротуар упругими толчками бил в пятки, жаркий воздух плотным потоком давил на лицо. Градом покатились влажные бусины вдоль позвоночника. Житя наискосок перебежал проспект, шмыгнул в проезд между домами. Промчался двором, спугнув кошку возле песочницы, нырнул под сохнущие на веревках простыни, увернулся от женщины в желтом платье (она, видимо, караулила белье).
Остановился он лишь в соседнем дворе. Согнулся, уперся ладонями в коленки. Отдышался. Потом рывком обернулся, заметив боковым зрением движение. По дорожке шла пожилая пара: старик со старухою. Негромко разговаривали.
Никто не гнался за Житей.
Он постоял еще минуту. Сказал себе: "Дружба пять". Взглянул на часы. На сером экранчике чернели цифры: 13:42

На улицу Дружбы он приехал на громыхающем трамвае. Высадился на остановке, сориентировался, зашагал к дому номер пять.
Вошел в подъезд, миновав неизбежный кордон из старушек на лавочке. Взбежал на второй этаж. Придавил кнопку звонка. Дверь с блестящей пятеркой отворилась сразу, словно хозяин ждал гостей.
Впрочем, не хозяин, а хозяйка. Низкая, чуть выше Жити, бабушка в домашнем халате и шлепанцах поверх вязанных полосатых чулок. Как ей не жарко в таких валенках, изумился Житя.
- Ты к кому? - поинтересовалась старуха.
- Я... здравствуйте... я...
- К кому ты, мальчик?
А что он мог ответить? Меня послал старик в очках и с тростью? Мы, знаете ли, ехали на машине, нас остановила ГАИ, а я удрал и побежал сюда. Потому что мне так сказали. Кто сказал? Гм... дяденька, который был за рулем. Так и сказал - беги на улицу Дружбы, в дом номер пять и стучись в квартиру, тоже номер пять.
- Я... - начал снова Житя.
- Сережа в пионерском лагере, - сказала старуха. - Приедет через две недели.
Наверно, внук ее, догадался Житя.
- Нет, я не к Сереже.
- А к кому же?
- Вы знаете такого дедушку... ну, он в очках и с палкой ходит. Высокий... - Житя замялся, припоминая. - Почти лысый, только здесь, - он нарисовал пальцем круг на темени, - немного волосы растут.
Старуха смотрела с подозрением. Сейчас выгонит, понял Житя. Скажет: "Иди, мальчик, нечего людям голову морочить".
- Сережа в лагере, - повторила старуха. - Больше никого нет.
Житя вздохнул. Повернулся, чтобы выйти. Даже шагнул одной ногой на лестничную клетку. Услышал обрывок разговора этажом ниже. Извернулся, встал лицом к лицу со старухой. Не мог он уйти, ему же сказали - беги по этому адресу. Не уточнили, зачем и к кому, но адрес-то этот, точно!
- Хотите... хотите, я вам анекдот расскажу? - от отчаяния бухнул Житя. И, не дожидаясь ответа старухи, начал: - Студент хочет отправить телеграмму родителям. А денег у него... ну, совсем мало, только на одно слово. Он тогда пишет это самое... слово. Знаете, какое? "Пятидесятирублируйте".
Анекдот он вчера услышал от отца. Они с мамой сидели на кухне, вспоминали студенческую молодость.
Старуха потрясенно молчала. Потом стала каменеть лицом. Вытурит, понял Житя. И затараторил, глотая буквы:
- Это я анекдот ни к чему рассказал, просто так. А могу стихи, я их недавно выучил: "У соловья есть три аккорда: зеленый, быстрый и смешной...". Не хотите стихи? Тогда про израильскую военщину могу, нам на политинформации про нее говорят. Или про Саманту Смит. Она к нам приезжала, знаете? Это такая американская девочка, она против войны и за Советский Союз... А еще в честь нее помидоры названы...
- Какие помидоры? - прервала его старуха. - Какие еще помидоры? Ты...
- Сорт, сорт такой. Нам рассказывали на уроке.
Старуха, подталкивая Житю к выходу, сказала:
- Иди, мальчик. Иди. Сережа через две недели приедет, вот тогда и заходи. Через две недели.
- Подождите, - звонко крикнул Житя. - Ну подождите же! Нельзя мне уходить. Вы не бойтесь, я ничего не украду, не сломаю. Мне только подождать надо. Совсем недолго. Я тихо посижу, вам совсем мешать не буду. Или, знаете, давайте я вам пол помою. Вам же трудно, наверно, самой? А я помою. Или посуду. Или воды принесу... Или дров нарублю.
Ой, что я говорю, подумал Житя. Тоже мне, Тимур.
- Вода у меня в кране, - растерянно ответила старуха.
- А дрова? - сам ужасаясь своей глупости, спросил Житя.
- А дрова мне не надобны. У нас центральное отопление.
- Ну, пожалуйста... - сказал Житя, упираясь (старуха по-прежнему старалась выпихнуть его за дверь). - Мне совсем недолго подождать нужно. Не толкайте меня, я все равно не уйду.
- Я сейчас милицию вызову, - утомленно отозвалась хозяйка квартиры.
- Вызывайте! - обрадовался Житя. - Вызывайте, а я пока у вас посижу.
- Не боишься милиции?
Старуха сдалась. Отпустила Житино плечо, чуть посторонилась.
- Не боюсь. Вы вызывайте, если хотите. Только не прогоняйте меня.
- Разуйся, - сварливо сказала старуха. - Пол я без тебя вымыла, как раз сегодня утром.
Житя торопливо присел, расшнуровал кеды. Вопросительно взглянул на хозяйку.
- На кухню проходи, - велела она. - Там и посидишь.
Кухня была чистая, аккуратная. Пахла лавровым листом и пирогами. Житя присел на табуретку.
- Как зовут-то тебя? - спросила старуха.
- Саша.
- А меня Мария Георгиевна. Чаем тебя напоить?
- Ой, нет... Спасибо. И так жарко.
- Чай от жары - самое то. Получше ваших лимонадов спасает.
- Да? Тогда... ладно. - И повторил смущенно: - Спасибо.
- И расскажи-ка мне, для каких надобностей тебе у меня сидеть потребовалось?
А Жите что рассказать? Правду? Да ведь правда не очень похожа на правду. Кто поверит, что сегодня утром он вдруг понял: нужно к часу дня приехать в старый городской парк, найти трансформаторную будку и встретиться с... с кем? С теми, кто посадит его в "Жигуленок", помчит по проспекту, а потом велит бежать на улицу Дружбы.
Откуда эта мысль пришла, он и сам не понимал. Еще до завтрака ни о чем таком Житя не раздумывал. Вполглаза посмотрел телепередачу о хлеборобах Украины. Лениво полистал "Пионерскую правду", посидел на кухне с мамой, съел два яйца всмятку и тарелку гречневой каши. Сказал "спасибо", вышел с кухни и вдруг понял, что сейчас в прихожей осторожно звякнет звонок. За дверью будет Костик, они пойдут на двор с Житиной летающей тарелкой, а потом, через пару часов, следует вернуться домой и, переодевшись, ехать в парк.
Мысль была четкая и полная, как строчка в газете. Звонок. Костик. Двор. Тарелка. Дом. Парк.
Он хотел обдумать ее, эту странную идею с парком, но тут раздался звонок в дверь...
Житя вздохнул. Посмотрел Марии Георгиевне в глаза честным пшеничным взглядом. Сказал негромко:
- Понимаете, это игра такая...
На стене захрипели часы с гирями. Житя повернулся к ним. Из коричневого домика с острой крышей вывалилась раскрашенная кукушка. Свесила клюв,  утомленно сказала "Ку" и с достоинством скрылась за дверцей. Часы показывали половину третьего.


Предоставив Егору самому разбираться с ГАИ, я откинулся на спинку сидения. Прикрыл глаза. В темноте сияли радужные круги. Сперва яркие, потом они потускнели и исчезли.
Ну что ж, подумал я. Мальчика удалось спрятать. Нам с Егором эта милиция (которая на самом деле, конечно, не милиция) не страшна. Время потеряем, но немного. Пока все хорошо. Только глаз я открывать не стану. Не хочу смотреть, как Егор будет утрясывать вопрос с парнями в синей форме. Может быть, все и обойдется. Пока мальчика нет, мы неуязвимы. И они это понимают. Надеюсь, что понимают. Но смотреть все же не хочу. Потому что простое упоенье их не довольствует вполне. И как же мне это надоело, кто бы только знал...
Хлопнула дверца. Я, не открывая глаз, спросил:
- Всё?
- Всё, старик, - отозвался Егор.
- И почему ты меня все время стариком называешь? Мог бы иногда для разнообразия и отцом назвать.
- Ты же вроде не против был? - удивился Егор.
Я вздохнул.
Заработал мотор. Машина тронулась с места.
- Мальчишка там, где положено?
- Сейчас посмотрю, - сказал я. Все еще с закрытыми глазами.
Мальчик был на месте. Прихлебывал чай из фаянсовой кружки, надувал пухлые щеки. Щурился от падающих сквозь окно на лицо солнечных лучей.
- Поехали за ним, - сказал я Егору. - Время надо наверстывать.
- Что, много потеряли?
- Почти сорок минут.
- Ох уж эти фокусы со временем, - хмыкнул Егор. - Кажется, что стояли не больше пяти минут.
- Чем дальше, тем больше будет расхождение.
Егор не ответил. Машина, петляя по солнечным улицам, приближалась к Дружбе пять.

Житя выглядел умиротворенным и довольным. И вообще, похорошел. Даже волосы, до этого растрепанные, лежали ровным пробором.
Он уселся на переднее сиденье, помахал в раскрытое окно рукой.
- Она меня чаем поила. С пирогами, - похвастался он.
- Хорошо, значит, все прошло? - спросил Егор, улыбаясь.
- Ой, сперва нет. Я думал, выгонит. А потом наладилось. У Марии Георгиевны внук такой же, как я. Возраст, то есть, такой же. Она про него рассказывала.
Егор, посмеиваясь, вывел машину со двора.
- Только я все равно не понимаю... - сказал Житя задумчиво.
- Чего?
- Почему вы меня к ней послали. Я думал, там знакомые ваши живут. А она даже и не знает вас.
- Мария Георгиевна еще многого не знает, - отозвался сзади старик. - А ты можешь считать, что это у тебя было веселое приключение.
- Ох уж... веселое приключение. Трижды меня чуть не выгнала.
- Хорошо, не четырежды, - сказал Егор. То ли в шутку, то ли всерьез. - Три - это такое особое число. Единица - число скудное. Двойка - число разделяющее. Три - первое число, которое превосходит и бедность единицы, и разделение двойки... - Он помолчал. - Кстати, который час?
Житя вскинул запястье к глазам.
- Три, - сказал он.
- Вот видишь, - непонятным тоном произнес Егор.
"Жигуленок" выкатил на знакомый проспект. Обгоняя попутные машины, рванулся навстречу солнцу, висящему над белоснежными кварталами.
- Ну что, попробуем еще разок? - сказал Егор. - Смотри, старик, не ошибись.
- Егорка, Егорка... Ты же знаешь, я никогда не ошибаюсь.
- Знаю, отец.

Машина рванулась. Все, как и в прошлый раз. Низкий гул двигателя, свист шин по асфальту, мелькающие столбы. Житя поерзал, вжимаясь позвоночником в спинку.
Скорость росла. Проносились мимо встречные автобусы, появлялись и исчезали неповоротливые трамваи. Солнечные блики вспыхивали в стеклах витрин. Тряхнуло на рытвине. Что-то со звоном подпрыгивало в багажнике, тряслось и каталось, как шарик от подшипника в жестяной коробке.
У Жити побежали мурашки по коже. А ну как врежемся на такой скорости, подумал он. Отогнал эту мысль, но нервная дрожь не ушла. Что-то будет... Что случится уже сейчас. Вот...
По стеклу заплясали искры. Серебристые всполохи зажглись перед глазами. Мотор ревел.
- Время! - крикнул Егор.
- Теперь неважно, - отозвался старик. - Гони!
Блики и вспышки на стекле стали гуще, почти скрыли дорогу перед ними. "Жигуленок" кряхтел и трясся мелкой дрожью. Из кармашка на противосолнечном козырьке вылетела и упала на колени Жите бумажка. Он машинально схватил, сжал ее, скомкал потными пальцами.
Старик сзади заговорил. Житя не мог разобрать слов. То ли незнакомый язык, то ли мотор шумит слишком громко.
Житя искоса взглянул на Егора. Лицо у того словно застыло, превратилось в бронзовую маску, барельеф на древней стене. В синих глазах отражались  вспышки, танцевали расплывчатые, искаженные тени. Цепкие пальцы мертво держали вибрирующий руль.
Искры и блики слились в одну пронзительно яркую светлую точку, расплылись по стеклу белой светящейся пеленой. За молочным мерцающим маревом не было ничего: ни дороги, ни прохожих на запыленных тротуарах, ни начинающих желтеть тополей. Житя посмотрел направо. Боковое окно заволокло тем же искрящимся туманом.
Двигатель выл. Тряска нарастала. Что-то стонало под капотом. Свистел воздух сквозь незаметные щели. Житя вскинул колени к подбородку, обхватил их сцепленными руками.
И в этот момент все прекратилось.
Пропал гул. Исчез звук работающего на пределе двигателя. Померк свет. Не стало света. Полная темнота окутала Житю, и он чуть не закричал... А, может быть, и закричал. Потому что над ухом раздался спокойный голос Егора:
- Ну, ну... не бойся.
Зажглась лампочка между дверями. Осветила темный салон. Житя нащупал у плеча выключатель, щелкнул, зажег свет и со своей стороны. Осмотрелся. Старик сзади сидел спокойно, устроив подбородок на набалдашнике трости, задумчиво смотрел мимо Жити. Егор убрал руки с руля, потянулся. Зевнул. Лениво сказал:
- Вот сейчас передохнем пять минут и продолжим.
Житя поверил. Расслабил напряженные мышцы, тряхнул головой. Прижал нос к прохладному стеклу. Всмотрелся в черноту, окружавшую машину.
- Ничего нет.
- Пока нет, - ответил Егор.
"Жигуленок" плыл сквозь тьму, мягко покачиваясь. Да, он двигался, это Житя чувствовал, но... где? куда?
Некоторое время все молчали. Наконец, старик произнес:
- Семнадцать двадцать.
- Уже? - поразился Егор. - Фокусы. Успеем?
- Конечно, успеем. У нас теперь вечность.
Что начнем, хотел спросить Житя. И не стал. Каким-то необъяснимым образом он уже знал, что. И вообще, многое знал. Гораздо больше, чем мог знать шестиклассник Саша Житинев. Например, он прекрасно понимал, кто этот молчаливый старик в очках с никелированными дужками. И про сына старика он тоже знал. И даже про себя - теперь знал. Но ведь это поповские сказки, трепыхнулся спорщик внутри Жити. Нет этого ничего, вранье... Пионер не должен верить в такое.
Житя засмеялся, но про себя, не вслух. И спорщик затих, съежился, спрятался где-то в глубине.
- Ну что? - сказал старик спокойно. - Можем начинать...
- Погодите! - встревожено вскрикнул Житя. - Я хочу понять.
- Ты и так все понимаешь, - тихо ответил старик.
- Нет! Не все. Ведь если ничего нет, как я мог придти в парк? Где была та дорога, по которой мы ехали? Улица Дружбы! Мария Егоровна! И где...
- Кто?
- Папа и мама, - опустив глаза, сказал мальчик.
- Объясни ему, отец, - попросил сын. Это трудно понять вот так, сразу.
- Нужно ли объяснять? Осталось подождать совсем немного, и он поймет сам.
- Что пойму? - спросил мальчик.
- Ну, например то, как может быть, что мы встретились в парке, который вырастет лишь через миллионы лет.
Мальчик опустил голову. Спросил с ноткой упрямства:
- Хоть на один вопрос ответите?
- На какой?
- Кто... я?
Сперва захохотал Сын. Потом засмеялся, постукивая ладонью по трости, и Отец.
- Чего смешного? - спросил мальчик.
- Бесплотный дух, - коротко сказал Сын.
Житя оглядел себя. Да уж... Круглое пузо никуда не делось, висело боксерской грушей над брючным ремнем. Житя похлопал себя по животу, улыбнулся. Отец дотянулся, растрепал ему волосы на затылке.
Мягкая тьма плыла над ними и под ними. Уютно светились фонарики в кабине.
- Забавно, - сказал мальчик. - Кто бы мог подумать, что все начиналось именно так.
- В старом "жигуленке"? - усмехнулся Сын.
- Да.
- Да, это забавно, - согласился Сын. - И я рад, что ты все понял.
Мальчик смущенно улыбнулся.
- Пора, - сказал Отец. Строго взглянул на них. Пригладил остатки волос на темени, крепко сжал трость. Посмотрел на часы.
- Без одной минуты семь? - спросил мальчик.
Отец кивнул. Семь. Семь часов. Или, может быть, дней. Или лет, или веков. Сейчас это не имело значения.


Я откашлялся. Поправил ворот пиджака. Поочередно посмотрел на Сына и на мальчика. Сказал немного смущенно:
- Что у нас там вначале-то было?..
Они улыбались.


© Артем Велкорд

Главная страница


velkord@sannata.ru






SR Total Counter v1.1