Артем Велкорд
Единственный способ
Утро было прекрасное. Солнце выкатилось над рощей как упущенный кошкой клубок и лучами-нитями зажгло в росистой траве влажные искорки. Личный состав птичьих подразделений принялся за перекличку, а ничья кошка, сладко потянувшись, оставила нагретое место у палатки и отправилась пугать окрестных мышей. Проснулись обитатели реки, ровная вода пошла кругами и продолговатыми запятыми, затрещали над прибрежной травой стрекозы.
Мальчик закрыл полог палатки, сладко потянулся и зашлепал босиком к реке. Оставляя на песке следы, приблизился к воде, осторожно погрузил в нее пятку. Поежился и сменил пятку на носок. Оглянулся на палатку, быстро наклонился и мазнул краешками пальцев по воде, а затем по глазам. Повеселел и затопал обратно к палатке.
- Папа!
Изнутри невнято забубнили.
- Папа, вставай, - сказал мальчик темно-зеленому пологу.
Забубнили опять, на этот раз неодобрительно.
- Утро уже! – сказал мальчик. Подождал ответа. Потом сообщил:
- Ну, тогда я пока погуляю тут. Недалеко.
Палатка встряхнулась, во все стороны полетели капли росы. Мальчик отпрыгнул в сторону.
- Умойся хотя бы и чего-нибудь съешь, - сонно сказала палатка и вновь затряслась, как желе на блюдечке.
- Я уже умылся, а есть пока не хочу.
На это ответа не последовало. Мальчик выудил из палатки сандалии, застегнул расхлябанные ремешки на покрытых песком ступнях и зашагал вдоль реки.
Берег здесь был низкий и трявянистый. Кое-где к нему вплотную подступали кустарниковые заросли. Мальчик обходил преграды и возвращался к воде. Через несколько минут река сделала поворот, за плавным изгибом открылся вид на противоположный берег.
Скоро мальчик увидел деревянный щит. Опирался он на три широко расставленные ноги, плотно воткнутые в дерн. За щитом, как рыцарь в поединке, стоял мужчина. Левую руку он держал на отлете, а правой взмахивал вверх-вниз.
Мальчик остановился, поддернул шорты и склонил голову набок. Для рыцаря, решил мальчик, мужчина слишком крупноват. А щит – вовсе не щит, а специальная доска для художников, называется… забыл как называется.
Мужчина был кругл и колоритен. Он походил на дирижабль или на дыню, смотря как посмотреть. Мальчик посмотрел сперва, наклонив голову влево – так было похоже на дыню. Затем изменил наклон вправо, отсюда больше смахивало на дирижабль. Дирижабль в синем тренировочном костюме, местами заляпанном красками.
- Хорошее утро, – сообщил дирижабль.
Мальчик не спорил.
- Хорошее утро, чтобы как следует перекусить, – продолжил дирижаблевидный художник.
Мальчик выпрямил голову и кивнул.
- Просто отличное утро, чтобы закусить. Тем более, когда еда сама к тебе пришла, – сказал художник и сузил глаза.
- Гм? - спросил мальчик.
- Да-а-аа, – страшным низким басом произнес толстяк.
Потом он надул щеки и басовито захохотал. Пузо под спортивной кофтой у него заколыхалось.
- Не бойся, – сказал художник, насмеявшись.
Мальчик дернул плечом, показывая, что он тоже ценит юмор. Неторопливо подошел к художнику ближе, спросил:
- Можно посмотреть?
Получив разрешение, приблизился к мольберту. Изучил содержимое и осторожно поинтересовался:
- А это как будет называться?
Художник приподнял на уровень глаз кисть, испачканную в краске и мечтательно произнес:
- «Купание красного синяка».
- Гм… - с сомнением сказал мальчик.
Толстяк огорченно вздохнул.
- А что дальше будет? – спросил мальчик, осторожно вытряхивая из сандалии набившийся песок. – Они поедут в город после купания?
Художник озадаченно покачал головой. Наклонился, из объемистого рюкзака извлек бутылку с водой, шумно, с бульканием, напился и спросил у мальчика:
- А ты сам как думаешь?
Мальчик помолчал, уселся на траву неподалеку от мольберта, потряс в воздухе второй сандалией. Художник, запихивая воду обратно в рюкзак, заворчал, что вот, малолетние художественные критики покоя не дают даже вдали от города.
- Будет еще дождь, – мечтательно сказал мальчик.
Художник взглянул на него вопросительно. Затем на мольберт. Осторожно провел синюю линию в левом углу холста.
Мальчик одобрительно кивнул. Художник, роняя капли краски на траву, мазнул сильнее. Угол засинел празднично и тревожно.
- С грозой? – спросил художник.
Мальчик кивнул. Уселся удобнее, пристроил подбородок на выставленную вверх коленку. Художник решительно разбавил синеву золотистыми тонкими линиями, разорвавшими горизонт яркими вспышками. Затем из-за туч на секунду проглянуло солнце и все вновь скрылось в ослепительном кружеве грозы.
- Им нужно спешить, – настойчиво сказал мальчик и приподнялся. Художник посмотрел на него настороженно, словно опасаясь, что мальчик сейчас обует сандалии и уйдет, откуда пришел. Но мальчик оставил потрепанные сандалеты на траве. Встал, спросил: «Можно?»
Художник, поколебавшись, протянул ему вторую кисть, круглую беличью «Да Винчи». Мальчик мазнул по холсту оранжевым.
- Скоро закат, – сказал он.
Скоро закат, сказал он негромко. Но за грохотом его расслышали все, кто был здесь. Выводите синяка, заперешептывались вокруг, выводите, скоро закат, гроза стихает, надо спешить.
Художник торопливо провел серую полосу по диагонали.
- Да, – сказал мальчик. – Дорога. Теперь им есть куда идти.
Красный синяк блестел под дождем как фингал двоечника. Он упирался и не хотел выходить из воды, ворчливо отталкивая всех, кто тянул его из такого восхитительного места на грязную и скучную дорогу. Буэээ, говорил красный синяк этим назойливым людям в мокрых дождевиках, сами, сами идите в город, а мне и здесь неплохо…
- Они его так никогда не вытащат, – сказал мальчик. Надо кого-то, кого он послушает.
Художник замер на минуту. Оглядел мальчика – синяя футболка, серые шорты. Торопливыми движениями набросал в нижней части холста тонкий силуэт – серый низ, синий верх. Мальчик на секунду прикрыл глаза, вздохнул и снова распахнул веки.
По нему хлестал дождь. По щекам, по волосам, по коленям хлестал, возмущенно ревел с небес, колошматил вспенившуюся реку, по которой неслись сломанные ветви и вырванные изгороди. Молнии чертили в небе белые зигзаги.
Увидев его, красный синяк успокоился. Дал вывести себя на берег, отряхнулся, как будто это имело смысл под таким ливнем и с чувством собственного достоинства вышел на дорогу. Мальчик вышел вслед за ним. Нам надо в город, сказал он. Понимаешь? В город. В деревню не надо, в село не надо, понимаешь? В город надо.
А как же, ответил синяк миролюбиво и клацнул в знак симпатии клыками.
Мальчик гордо улыбнулся, взглянул на художника.
- Что, совсем не страшно? – спросил тот.
- Немножко, – честно признался мальчик. Передернул плечами и сказал: – Город.
Художник провел широкую серую линию перпендикулярно тонкой. Украсил ее двумя выступами. Мальчик кивнул:
- Городские башни…
Городские башни выплыли из пелены дождя, как зубы летающего кита. Нависли над людьми, приблизились вплотную. Стучите, сказал мальчик, пусть открывают. Оглянулся на синяка. Тот тряс мокрой гривой и довольно скалился.
Кто там, спросили из-за ворот. Мальчик назвался. Да, Забулдыга, поспешно отозвались изнутри, открываем, Забулдыга, сей же час. Петли скрипнули, двери отворились и процессия вошла в город. По булыжным мостовым бежала вода, крутилась на перекрестках водоворотами и с шумом падала в канавы. В ближайшей канаве валялся нищий. Опять Принц напился, неодобрительно сказал мальчик. Подберите его и отнесите куда-нибудь под крышу. Да, Забулдыга, опять сказали ему, будет сделано. Нетрезвый Принц, доставаемый из канавы, ругался и грозил кулаком, пока его не унесли в ближайший дом. Тотчас оттуда раздался грохот роняемой мебели. Мальчик вздохнул…
Вздохнув, мальчик посмотрел на художника. Тот вздрагивал животом-дирижаблем и опасливо смотрел на холст, увячканный цветными пятнами в разных местах. Художник ткнул пальцем в сиреневую кляксу и неуверенно поинтересовался:
- Принц?
- Принц, – снова вздохнул мальчик. – А что поделаешь.
Потом он рассеянно потер испачканную желтым штанину шорт и сказал:
- Красный синяк сейчас взбеленится…
Дождь утихал и это злило синяка. Скоро все станет отвратительно сухим, шершавым, негладким на ощупь. Синяк взбеленился. Его! Его вытащили из воды и привели в город, где живут в ужасных сухих домах, где чтобы поплескаться, надо лезть в канаву, а в ней мелко. И в ней водятся зеленые, зеленые (мальчик посадил на холст изумрудную капельку), зеленые квакающие подполковники в панталонах на штрипках. Ну, не выдумывай, сказал ему мальчик, нет там никаких подполковников и уж подавно в панталонах. Нет, зашумел синяк, есть, есть, тебе откуда знать, Забулдыга, ты сухопутный, тебе в канаве от сухоты спасаться не приходилось. А мне от них житья нет никакого, зачем ты меня из реки высунул, давай веди меня обратно в реку засунь, там хорошо, а здесь у тебя нехорошо, в твоем городе.
Так он шумел и беленился добрых полчаса, пока дождь окончательно не утих. Тогда и синяк сник, успокоился и вся процессия отправилась дальше.
- Там дом на горе, – сказал художник и набросал серый прямоугольник. Внутри прямоугольника он поставил два желтых пятна.
- Вечереет, свет зажгли.
Мальчик согласно кивнул головой. Посмотрел на художника и спросил шепотом:
- Скоро синяк начнет превращаться, да?
Художник молчал, полные щеки его утратили розовый оттенок и бледнели. Он смотрел перед собой так, как будто вместо холста перед ним было расписание поездов и в расписаннии стояло, что последний состав ушел. Потом художник встряхнулся, нарозовил щеки обратно, и с наигранной веселостью сказал:
- Ну, неизвестно еще, в кого он превратится. Может и не страшно все.
Мальчик промолчал.
И промолчал в ответ на все жалобы городуправа. Управгород жалобился и стенал. Люди недовольны, говорил он. Воля твоя, Забулдыга, ты тут правитель и хозяин, а я лишь бедный управгород, но люди недовольны. Зачем ты привел сюда синяка, все боятся и некоторые убежали из города за синие дали, в далекие страны и там распускают слухи. А ты бы не давал им слухи убегать и из города распускать, захихикал за спиной мальчика красный синяк. Не справляешься с работой, вот тебя Забулдыга снимет с должности и отправит капусту выращивать в совхоз «Заря», а на твое место вон хоть Принца поставит, толку с вас одинаково.
На этих словах синяк пристукнул копытами и дребезжаще засмеялся. Управгород улыбнулся как профессор математики, застигнутый за чтением журнала «Медведь» и попятился.
А ведь он прав, сказал мальчик управгороду. Толку с тебя нет никакого, только булки даром ешь и пудру на парик переводишь, вон весь уже пудрой этой пропах.
Синяк обошел управгорода со спины и нарочито противно захехекал. Мальчик с упреком посмотрел на него и синяк стушевался, отступил к стене и бубнил оттуда невразумительные извинения.
Тем временем стемнело.
Художник резкими мазками расчертил холст черными линиями. Добавил к ним белых точек россыпью. Взглянул на мальчика. Тот решительно сжал губы.
- Сейчас превратится. Готов?
Мальчик кивнул.
Кивнул и отскочил к окну. О-оо, заскрежетал из угла синяк, превращаюсь. Превращаюсь, держите меня семеро.
Семеро повыскакивали из разных концов комнаты и принялись держать синяка. Синяк охал и крехал, махал во все стороны копытами, заехал в сервант, откуда с грохотом и звоном посыпались хрустальные вазы и фарфоровые петушки. Потом сервант упал целиком, подняв пыль до потолка, во дворе закричал управгород и началось превращение.
Пора бежать, подумал мальчик. Сиганул в окно, ушиб коленку, кинулся куда глаза глядят. Позади него кулдыкал и шипел синяк. Ого, как превращается, думал мальчик на бегу. Этак он мне и правда весь город разнесет.
Он свернул за угол, промчался по улице и остановился возле кофейни. Синяк поотстал, левое копыто у него уже превратилось в куриное крылышко, а правое пока еще не превратилось ни во что. Пока он боролся с конечностями, мальчик нырнул в кофейню, успев прочитать название: «Приятная ситуация».
Уж куда как приятная, пробурчал художник. Осторожно потрепал мальчика по плечу, спросил:
- Выберешься?
- Ага, – отозвался мальчик сквозь зубы и изобразил кистью красное пятнышко в виде горшка.
Горшок был чудесный, глиняный, явно нанотехнологичный и ужасно дорогой, украшение кофейни. Мальчик схватил его и приготовился.
Синяк, справившись с ногами, ворвался в кофейню. В процессе превращения он прибавил в росте и, влетая в «Приятную ситуацию», своротил половину вывески с названием. Теперь кафе называлось, судя по надписи, просто «…ситуация» и из него не было выхода, потому что вход, который был выходом, теперь был не выходом, а тупиком – его загородил полупревратившийся синяк, застигнутый приступом кашля, а другого выхода, что мог бы и правда послужить выходом, хозяин заведения завести не позаботился. Вот так ситуация, подумал мальчик, как он меня загнал. Прямо-таки кризис в «Ситуации». Ужыс как страшно он превращается. Надо что-то делать…
Уходи, сказал он синяку, покачивая на руке горшок. Не громи мой город. Допревращаешься, тогда возвращайся.
Синяк оскорбительно захохотал. Город, продудел он через отросший хобот, подумаешь тоже – город! Поселок городского типа, а не город. Разнесу тут все, нечего было меня в свою сухоту вытаскивать, в речке мне уютно было, а здесь безобразно и противно…
С этими словами он шагнул к мальчику, двигая столы и роняя чашки. Схватил мальчика и понес к выходу, не обращая внимания на удары горшком по хоботу.
- Еще немножко, – прошептал мальчик сквозь зубы. – Он сейчас допревращается и угомонится.
Художник с сочувствием посмотрел на мальчика, осторожно вытер ему пот со лба и изобразил на холсте еще одну линию.
Забор, понял мальчик, надо направить его в забор. Там щели, синяк застрянет хоботом в них и можно будет спокойно дожидаться, пока он закончит превращаться. Свирель, дайте мне свирель, закричал он из-под мышки синяка. Горожане, попрятавшиеся в сараи, боязливо вытягивали головы, но не решались выйти. Кто мне поможет, закричал мальчик. Разве вы не видите, что его нужно остановить, пока он нам все не разломал. Вдруг на дороге появился тучный как дирижабль горожанин в синих доспехах. В руке он держал свирель.
- Привет! – сказал мальчик. – Спасибо.
- Да что уж, – отозвался художник. – Кто-то должен тебе помочь.
Мальчик ловко поймал брошенную свирель и яростно задудел в ухо синяку. Тот покачнулся, сбил шаг и стал заваливаться на сторону, пока не уткнулся хоботом в забор.
Все стихло. Вышли из сараев горожане, осторожно приблизился мужчина в синих доспехах. Все, спросил он. Вроде да, отозвался мальчик, тяжело дыша.
- Вроде да, – сказал мальчик и плюхнулся на траву. – Сейчас он допревращается спокойно, а потом уж можно будет его отпустить. А пока отдохнем…
Художник перевел дух, сел рядом с мальчиком, встряхнул пухлыми пальцами. Достал из рюкзака пакет с огромными бутербродами, протянул один мальчику. Некоторое время они молча работали челюстями. Когда с едой было покончено, они посидели, разглядывая серебристую реку и слушая птиц. Наконец мальчик поднялся, посмотрел на холст. Взял кисть и принялся наносить яркие мазки.
Синяк закончил превращаться. Мальчик, мокрый и грязный, сидел на дороге, свесив ноги в канаву и смотрел на синяка. У того не было больше нелепого хобота, страшных копыт, неопрятной гривы. На мальчика от забора смотрел ослепительно яркий, красно-синий…
- Дракон… – удивленно сказал художник.
- Да, – отозвался мальчик. – И так каждый год. Драконы рождаются летом, когда грозы. Им вода нужна, понимаете? Ну а превращение – это всегда ужыс какой-то…
Мальчик устало улыбался. Дракон расправил алые крылья, встряхнулся, мелькнул розовым языком и медленно поднялся в воздух. Лазурно-синий хвост мелькнул в вышине и дракон исчез.
- Трудно? – спросил художник.
- Что именно?
- Помогать рождаться дракону.
Мальчик улыбнулся. Поправил испачканные в краске шорты, почесал согнутым мизинцем кончик носа.
- Не, – сказал он наконец. – Это не очень трудно. Гораздо труднее другое.
Он замолчал. Художник больше не спрашивал ничего. Неспеша убрал палитру, кисти, аккуратно увязал ремешки рюкзака. Снял с мольберта холст, долго смотрел на него. Отдал мальчику, постоял рядом. Мальчик сидел на траве, непонятно смотрел на реку. Художник остожно погладил его по русым космам и зашагал по тропе от реки. Скоро за березами зашумел двигатель машины. Потом отдалился и стих.
Мальчик сидел, все так же смотрел на реку. Она блестела в лучах солнца.
Потом он встал, покачал в руках холст с разноцветными яркими пятнами. Прислонил его к стволу березы и зашагал обратно к палатке.
Отец уже проснулся. Над костром булькал котелок, из маленького приемника наигрывала бодрая мелодия.
- Нагулялся? – спросил отец.
- Ага, – беззаботно отозвался мальчик.
- Тогда давай лопать. Вон я тушенку открыл, хлеб бери. Огурцы мытые.
Мальчик уселся перед костром, соорудил себе бутерброд и стал жевать. Потом опрокинулся в траву навзничь. Над ним раскрылось прозрачное безразмерное небо. Где-то в небывалой высоте едва заметной точкой мелькнули красные взмахи. Все-таки у него огромные крылья, подумал мальчик. Даже на таком расстоянии видно.
Он закрыл глаза. Нет, найти дракона и помочь ему стать драконом – это не самое трудное. Сухота, вот что самое трудное. Ужыс какая сухота…
Он вскочил и шагнул к реке. Зашел в воду по колено, блаженно улыбнулся. Обернулся – отец стоял на берегу.
- В следующем году моя очередь, – сказал ему мальчик.
- Знаю, – отозвался отец грустно. – Вылезай уж, успеешь еще в воде насидеться.
Да, подумал мальчик, еще успею. Самое трудное – это знать, что прежде чем стать драконом, придется быть этим пугалом. Как его назвал художник? Красный синяк, да. В самый раз название. Что поделаешь. Четверть года дракон, четверть года чучего болотное, полгода просто человек. И так по кругу. Дракон превращается в мальчика, мальчик в страшилу, страшила в дракона. Всегда. Единственный способ перестать быть драконом – стать ребенком. Забавно, как все переворачивается.
Мальчик вздохнул. Вышел на берег, отряхнул ступни от воды, сел на берегу и положил подбородок на колени. В высоте над ним кружил дракон. Ему еще почти три месяца до превращения в мальчика. Пусть пока наслаждается простором и полетом.
Отец подошел к мальчику, устроился, повозившись, рядом. Они молча сидели у реки. Струилась вода, птицы гомонили в лесу, ехал по шоссе и вздыхал непонятно отчего художник, висел в вышине красно-синий дракон. Утро было прекрасное. Только немножко грустное…
© Артем Велкорд
Главная страница
velkord@sannata.ru |